В тот день беспокойная журналистская судьба забросила меня в бар. Затерянный в бетонных джунглях Иокогамы, он собирал у своей сияющей хромом, никелем и молибденом стойки самых разных представителей этого города контрастов. Здесь можно был видеть и миллионера, закусывающего свою ежевечернюю чашечку сакэ сушеной каракатицей, и безработного, тоже закусывающего свою ежевечернюю чашечку сакэ сушеной каракатицей. – Пожалуйста... Не одолжите ли папиросочку? – вдруг обратился ко мне пожилой японец. – Смерть как покурить хочется, а папирос купить не на что. Яко наг, яко благ... Я предложил ему "Лаки Страйк". Он с наслаждением затянулся и, помолчав, застенчиво спросил: – Ну, как там... на Неве? Незнакомец удивительно чисто говорил по-русски. Я протянул ему пачку "Мальборо". – А помните... Хотя, конечно, где вам помнить. Гимназистки румяные... Мы вместе вышли из бара. Я заметил, что спутник мой слегка прихрамывает. – Какие люди были! Какая жизнь! – глаза его горели. – Корнет Оболенский, налейте вина!.. На прощание я подарил ему блок "Филип Морис". – Господа юнкера, кем вы были вчера... – вздохнул он. – Да, простите великодушно, забыл представиться: Рыбников. Штабс-капитан. И, словно бы извиняясь, грустно добавил: – Бывший.
к слову
Date: 2010-11-17 03:17 am (UTC)НОСТАЛЬГИЯ
(зарубежный очерк)
В тот день беспокойная журналистская судьба забросила меня в бар. Затерянный в бетонных джунглях Иокогамы, он собирал у своей сияющей хромом, никелем и молибденом стойки самых разных представителей этого города контрастов. Здесь можно был видеть и миллионера, закусывающего свою ежевечернюю чашечку сакэ сушеной каракатицей, и безработного, тоже закусывающего свою ежевечернюю чашечку сакэ сушеной каракатицей.
– Пожалуйста... Не одолжите ли папиросочку? – вдруг обратился ко мне пожилой японец. – Смерть как покурить хочется, а папирос купить не на что. Яко наг, яко благ...
Я предложил ему "Лаки Страйк". Он с наслаждением затянулся и, помолчав, застенчиво спросил:
– Ну, как там... на Неве?
Незнакомец удивительно чисто говорил по-русски. Я протянул ему пачку "Мальборо".
– А помните... Хотя, конечно, где вам помнить. Гимназистки румяные...
Мы вместе вышли из бара. Я заметил, что спутник мой слегка прихрамывает.
– Какие люди были! Какая жизнь! – глаза его горели. – Корнет Оболенский, налейте вина!..
На прощание я подарил ему блок "Филип Морис".
– Господа юнкера, кем вы были вчера... – вздохнул он. – Да, простите великодушно, забыл представиться: Рыбников. Штабс-капитан.
И, словно бы извиняясь, грустно добавил:
– Бывший.